Page 182 - 4-сон
P. 182
Во-вторых, хоть во втором стихотворении и нет упоминания о Риме, но
на его присутствие указывает латинское слово вигилии (vigiliae –
бодрствование накануне религиозного праздника), подразумевающее
римскую ночь.
В-третьих, строки последней строфы Мандельштама: «… и женский
плач мешался с пеньем муз» перекликается с овидиевской: «… слезы
перемешала свои с горечью слез». «Плач» в данном случае играет роль не
только женских рыданий, но и траурной песни. Во времена Овидия изгнание
из родного города было сродни смертной казни потому, что о дальнейшем
возвращении не могло быть и речи. Изгнанник для Овидия — это вечный
Одиссей без Итаки, без жилища, без алтаря и без урны с прахом отцов. Сам
римский поэт изобразил свое расставание как смерть: «Будто бы дом голосил
на погребенье моем», «Вышел я так, что казалось, меня хоронить выносили»
(7,11–12).
Последняя строфа стихотворения Мандельштама является античным
элементом быта Древней Греции:
Да будет так: прозрачная фигурка
На чистом блюде глиняном лежит,
Как беличья распластанная шкурка,
Склонясь над воском, девушка глядит.
Не нам гадать о греческом Эребе,
Для женщин воск, что для мужчины медь.
Нам только в битвах выпадает жребий,
А им дано гадая умереть.
В греческом быту восковыми фигурками украшали комнаты и какие-
либо помещения. Такие фигурки чаще всего изображали Гекату, Эреба и
использовались в гадании и колдовстве. Используя эту деталь, поэт
показывает читателю основу греческой жизни, т.е. удел гречанки вести
спокойную тихую жизнь, а мужчина решает свою судьбу на поле битвы.
Так, с помощью маленькой детали Мандельштам сумел воссоздать
особенности жизни во времена античной эпохи.
Таким образом, исходя из всего, можно смело утверждать, что
творчество Овидия представлено неким измененным, трансформированным в
лирике Мандельштама. Заимствовав мотив у римского поэта, Мандельштам
по-новому интерпретировал его, наделил его иным художественным
смыслом и звучанием. Но одно остается неизменным – «дорожной скорби
www.journal.fledu.uz 182
Илмий-методик электрон журнал
на его присутствие указывает латинское слово вигилии (vigiliae –
бодрствование накануне религиозного праздника), подразумевающее
римскую ночь.
В-третьих, строки последней строфы Мандельштама: «… и женский
плач мешался с пеньем муз» перекликается с овидиевской: «… слезы
перемешала свои с горечью слез». «Плач» в данном случае играет роль не
только женских рыданий, но и траурной песни. Во времена Овидия изгнание
из родного города было сродни смертной казни потому, что о дальнейшем
возвращении не могло быть и речи. Изгнанник для Овидия — это вечный
Одиссей без Итаки, без жилища, без алтаря и без урны с прахом отцов. Сам
римский поэт изобразил свое расставание как смерть: «Будто бы дом голосил
на погребенье моем», «Вышел я так, что казалось, меня хоронить выносили»
(7,11–12).
Последняя строфа стихотворения Мандельштама является античным
элементом быта Древней Греции:
Да будет так: прозрачная фигурка
На чистом блюде глиняном лежит,
Как беличья распластанная шкурка,
Склонясь над воском, девушка глядит.
Не нам гадать о греческом Эребе,
Для женщин воск, что для мужчины медь.
Нам только в битвах выпадает жребий,
А им дано гадая умереть.
В греческом быту восковыми фигурками украшали комнаты и какие-
либо помещения. Такие фигурки чаще всего изображали Гекату, Эреба и
использовались в гадании и колдовстве. Используя эту деталь, поэт
показывает читателю основу греческой жизни, т.е. удел гречанки вести
спокойную тихую жизнь, а мужчина решает свою судьбу на поле битвы.
Так, с помощью маленькой детали Мандельштам сумел воссоздать
особенности жизни во времена античной эпохи.
Таким образом, исходя из всего, можно смело утверждать, что
творчество Овидия представлено неким измененным, трансформированным в
лирике Мандельштама. Заимствовав мотив у римского поэта, Мандельштам
по-новому интерпретировал его, наделил его иным художественным
смыслом и звучанием. Но одно остается неизменным – «дорожной скорби
www.journal.fledu.uz 182
Илмий-методик электрон журнал
